Иногда оно светится (СИ) - Страница 121

121

Вечером я не выдержал, поднялся наверх. Котенок все также работал, окружив себя инструментом и доспехами.

Он почти восстановил их, хотя навыков в такой работе у него не было — кое-где протер металл слишком глубоко, в других местах я увидел сколы и неровности. Когда я вошел, он сидел спиной ко мне, озабоченно ковыряя крепление ремня и хмурясь, но мои шаги услышал тут же.

Повернулся, устало вздохнул и сказал:

— Линус… Это же все бесполезно, да?

А я увидел его глаза. Потухшие звезды. Подошел, сел рядом.

— Да. Мы не отобьемся.

Он понял — я говорю то, что думаю. Печально усмехнулся, глядя на свое отражение в начищенной пластине, вдруг сгреб все доспехи в охапку.

— Ты куда?

— Выкину их в море, — сказал он, подумав, — Пусть рыбы сожрут.

Я придержал его за ногу.

— Стой. Оставь. Ну их к черту, это всего лишь куски железа. Брось…

Котенок послушно разжал руки и доспехи с глухим звоном попадали на пол, да так и остались лежать. Покрытые шипами, они уже не казались опасными, рассыпанные в беспорядке. Просто мертвые холодные вещи, оставшиеся без смысла и цели.

Подумалось — может, и я такой? Все еще с шипами, но уже бесполезный, лежащий на полу, бессмысленный. Моя жизнь, мой мир — все это осталось позади. Как будто я умудрился стать неподвижным в то время, как Галактика совершила поворот и оказался где-то за бортом. А перед глазами все проходят и проходят холодные огни знакомых дней и планет, к которым, как подсказывает сердце, уже никогда не вернешься. А я лежу, упираюсь бесполезными уже шипами в пол и пытаюсь думать, что ничего еще, черт возьми, не кончилось, что я найду силы, что я смогу снова…

— Чего ты на них так смотришь? — спросил Котенок.

— Ничего, Шири. Иди сюда.

Я обнял его, провел носом по его щеке.

День. Остался один день.

Почему-то стало тяжелее дышать, словно легкие залили горячим свинцом. И показалось, что под веки сыпанули мелкой стеклянной крошки. Я с хрипом втянул в себя воздух, постарался удержать в себе, но он предательски вышел из меня, издав странный звук.

Котенок отшатнулся, с изумлением и страхом глядя на меня.

— Линус!

— Ничего, малыш… Ничего, Шири… Котенок.

Он прижался ко мне, попытался дотянуться губами до лица, но я запрокинул голову. И почувствовал на щеках что-то жгуще-горячее, въедающееся под кожу. Как непривычно… Когда я плакал в последний раз?.. Давно, давно,

Космос, как давно…

— Это ничего, — бормотал я, удерживая Котенка, — Это глупости. Накатило как-то… Глупость, глупость…

Он сам начал всхлипывать, но, задержав дыхание, остановил себя. Но щеки все равно были соленые, я ощутил это, поцеловав его, соль осталась на моих губах.

— Я не хочу умирать, — сказал он, — Только не сейчас. Я не боюсь смерти, но я боюсь того, что тебя не будет там. А если ты там будешь, мне ничего уже не страшно.

— Я буду везде. Рядом с тобой, всегда. Даже там.

В эту минуту я верил в то, что говорю. Я знал это. Всегда знал…

Терминал связи пискнул. Мы с Котенком переглянулись. Я протянул было руку, но замер, так и не коснувшись кнопки. Щеки все еще жгло, словно их коснулся жидкий огонь.

— Да, — прошептал Котенок, — Это они.

Я нажал на кнопку.

Вначале был треск. Потом появился голос. Незнакомый напряженный голос, принадлежащий немолодому уже человеку.

В нем звякали легкие серебристые нотки — герханский акцент, который ни с чем не перепутаешь. Человек говорил медленно и осторожно, и хотя я его не видел, мне почему-то показалось, что он смотрит прямо на меня.

— Объект семьдесят-тринадцать-зет-семь!.. Объект семьдесят… Черт. Линус ван-Ворт, вызывает капитан борта «Курой». Подходим к вашей системе. Обнаружили повреждение стабилизирующего контура в одном из двигателей, пришлось останавливаться для полевого ремонта. Отстаем от графика. Повторяю, борт «Курой» отстает от графика, приблизительно минус пятьдесят один час. Идем с опозданием. На орбиту по рассчетам выйдем через двадцать семь часов, тридцать семь минут. Подтвердите получение сообщения. И извините, если… — голос осекся, какую-то секунду или две, то время, что длилась пауза, казалось, что человек на том конце невидимого провода замешкался, — …выбились из графика. Надеюсь, мы успееваем. Держитесь, пусть вас хранит Космос. Борт «Курой» закончил. Отбой.

Котенка стала бить мелкая дрожь.

— Они идут, — сказал я, — Видишь, идут.

— Они успеют?

Я посмотрел на экран, хотя там не было ничего полезного. Рассчеты были просты и я давно сделал их и держал в памяти. Но мозг, как и руки, всегда цепляется за привычные мелочи, тянет время…

— Они прибудут почти одновременно — герханский корабль и имперский. Разница не больше пары часов, но на самом деле кто из них придет первым я не знаю. И не узнаю до последней минуты, вероятно. Игра продолжается, Шири.

А он устало посмотрел на меня и сказал:

— Кажется, я устал играть, Линус.

ГЛАВА 20

Было холодно. Ветер облизизывал кости отвратительным ледяным языком, глаза слезились, а веки напротив вдруг оказались толстыми и теплыми, из-за чего смотреть было еще труднее. Я стоял на верхней площадке башни и за огромными камеными зубцами покачивались, как волны в штормовую ночь, синие, черные и серые угловатые тени деревьев. Их движение были плавны, но грозны, иногда даже казалось, что не ветер заставляет их качаться, а напротив, эти гигантские опахала заставляют ветер дуть, пронизывая, кажется, насквозь двойную каменую кладку и задувая площадку башни.

121