Он потер кончик носа.
— У нас есть оружие. Мы смогли бы перебить экипаж курьера или хотя бы задержать на какое-то время, правда?
— Не думаю. Скорее всего, спустится лишь небольшой бот, сам корабль останется на орбите. Курьер — это не бог весть что, но спалить крошечную косу и маяк он сможет и сам. Никто не станет вступать с нами в перестрелку.
С преступниками никогда особо не церемонились.
— Но ты же офицер! — сказал он беспомощно, хватая меня за руку, — Они не смогут!..
— Уже только формально. Герханец, предавший Империю, опасен, с ним не будут соблюдать дурацкие пустые церемонии. И это не тот случай, когда будут вспоминать былые заслуги. В общем, это почти открытый мятеж. Они спустят одного или двух человек. Особой охраны у курьера нет, да она ему и не нужна, а у нас есть ружье и логгер.
— И мой меч!
— Да, и меч. Мы сможем убить их. И через минуту от нас и всего этого, — я ткнул пальцем в пол, — не останется даже расплавленного песка.
— А сдаться и…
— Нет. В лучшем случае нас накают какой-нибудь дрянью, достаточно хорошо чтобы мы спали до Земли без сновидений. Они это умеют, можешь мне поверить. Про худший, думаю, ты догадываешься. У них могут быть инструкции не брать пленных. Неофициальные, конечно.
— Значит, они не возьмут пленных, — сказал Котенок, наливаясь злостью, — Мы будем драться.
— Будем, будем.
Я не мог сказать ничего обнадеживающего. Что я еще мог пообещать ему? Что от нас останется пыль и пепел, которые еще несколько минут будут кружить над остывающим морем?.. Станет ли ему легче от того, что он героически погибнет рядом с тем, кого любит?
— Где мои доспехи? — вдруг спросил Котенок, требовтельно заглядывая в глаза.
— Зачем тебе?
— Я не буду сидеть и ждать. Если нам придется умереть, я хочу чтоб это была настоящая битва.
— Все битвы — настоящие, — вздохнул я, — По карйней мере я не видел еще ни одной фальшивой. И кровь тоже настоящая.
— Где доспехи?
— Тебе так не терпится начать готовиться к последнему сражению?
— Кайхиттены не сдаются в плен, — заявил он упрямо. Глаза у него горели.
— Поищи на «Мурене», в шкафу.
— Хорошо.
Он вскочил и унесся по лестнице вниз. Я отхлебнул вина и скривился. Вкус был отвратительный — воняющий землей, кислый, с горечью. Я сплюнул вино на пол. Посмотрел на бутылку. Все ясно, плесень. Гроза герханских виноградников, убивающая вино за считанные дни. Должно быть, вино не прошло полноценную обработку при разливе.
Я отставил бутылку, машинально опустил взгляд вниз. На полу между моими ногами алела небольшая лужица неправильной формы. Пол был неровный и теперь она очень медленно растекалась, разрастаясь причудливыми хвостами.
Я коснулся ее пальцем и на коже заалело такое же пятно. Похожее на…
Я поморщился и вытер его о штанину.
Котенок взялся за доспехи всерьез. Сперва я думал, что оценив объем предстоящей работы, он выкинет пустую затею из головы, благо в повседневной жизни он был непостоянен и даже склонен к конформизму. Черты, которые мне не сразу удалось разглядеть в своем пленнике. Но глаза его все также горели. Он притащил доспехи наверх и взялся приводить их в порядок.
Первой жертвой стал я сам.
— Линус! — закричал он, красный от злости, сжимая в руках свои железяки, — Ты что с ними сделал! Ты же их…
Ты посмотри на них!
— Я их только снял с тебя, — осторожно ответил я, на всякий случай перемещаясь ближе к двери.
— Снял? Сня-ал?!
— Если ты думаешь, что это было так просто…
— Ты же их испортил!
— Не преувеличивай, я всего только разрезал ремни. Без этого мне было их с тебя не стащить, извини.
— Ржавчина!
— Они лежали в шкафу больше месяца, — оправдывался я, — Там всегда сыро. Я и забыл про них совсем.
Доспехи действительно выглядели не очень. Покрывшиеся густой красно-оранжевой коркой ржавчины, с прогнившими и перекрученными ремнями, они смотрелись ничуть не грозно, скорее как подобранный со свалки мусор.
— Ну и кто ты после этого? — не отставал Котенок. В гневе он был достаточно устрашающ и без доспехов. Как всегда в такие минуты, мне показалось, что передо мной выгнувшийся от ярости большой лесной кот, вроде тех, что водились на Герхане.
— Извини, до этого мне никогда не приходилось раздевать бессознательных кайхиттенов.
Котенок возмущенно фыркнул, но отступил от меня. Уже было видно, что от своей идеи он не отступится. На маяке нашлась кожа, не много и недостаточно жесткая, но выбирать не приходилось, Котенок проворно распустил ее на ремни, даже не спросив моего согласия. Впрочем, я бы не стал возражать даже если бы он принялся перестраивать весь маяк в крепость. Нам оставалось слишком мало времени чтобы такая мелочь заботила меня.
На втором ярусе, среди инструментов, он нашел легкий шлифовальный станок и анти-коррозийную смазку. Я попытался помочь, но Котенок, все еще пылающий искренним негодованием, так взглянул на меня, что я предпочел скрыться из виду.
Весь день он жужжал шлифовальным станком, не спустился даже к обеду. Я пытался читать, но не нашел такой книги, в которой смог бы осилить хотя бы десять страниц, возился с терминалом связи, пытаясь добиться от него сам не зная чего, пил вино, глядел на море. Не так уж много занятий остается, если оказываешься посреди бескрайнего моря на маяке. А ведь раньше мне никогда не было здесь скучно, когда я был один…
Линус-Два хотел что-то сказать, у меня возникло знакомое щекотное ощущение, но почему-то смолчал. Осталось только ощущение чьего-то чужого дыхание на щеке — как будто кто-то хотел прошептать мне на ухо, но в последний момент передумал.