Иногда оно светится (СИ) - Страница 73

Море волновалось, где-то в его глубине зарождался шторм, прорываясь на поверхность тяжелыми мыльными пузырями и глухим пока, отдаленным рокотом. Море беспокойно ворочалось, мутно блестя чернильными разводами. Оно ждало шторма, готовилось к нему. Я представил, как черные волны захлестывают косу, перекатываются через нее иссиня-черными зубьями, утягивают за собой песок и камни, бессильно скатываясь по белоснежной обшивке маяка. Воздух гудит, точно наэлектризованный, хлещут мокрые бичи ветра, готовые располосовать все на пути.

Раньше я любил смотреть на шторм, но сейчас мне хотелось тишины.

Я бросил вниз недогоревшую сигарету и запер дверь.

ГЛАВА 13

Шторм разразился еще ночью. Маяк дрожал, отражая наступления волн, где-то за его стенами гудело, тряслось, шипело… Беспокойный тревожный запах моря, как всегда во время шторма, врывался внутрь, но быстро терял свою тяжелую грозность, засыхал, осыпался. В маяке было тепло и уютно, здесь шторм не имел силы.

Я полночи лежал на лежанке и глядел в потолок, не закрывая глаз. Несмотря на выпитое вино и равномерные гулкие удары за стеной, сон не шел. Явь не отпускала меня, приковав к горячим влажным простыням. Заснул я лишь тогда, когда в небе стала растворяться предутренняя гадкая серость.

Мне снились те люди, которых не было в живых. Брат.

Он что-то говорил мне и слова эти во сне достигали меня теплыми мягкими волнами. Я видел его лицо — тоже почему-то постаревшее, заострившееся. Его волосы, как и прежде развивались, а за его спиной был Герхан. Не просто планета, а вся Вселенная, весь мой мир, упакованный в одно слово. Герхан. Звенящая зелень листвы, древние морщины гор, таких высоких, что болит шея, когда пытаешься задрать голову и рассмотреть их вершину, звенящие жилы ручьев…

Мы говорили с ним. Обо мне, о нем, о Котенке. Эта тревожная нотка сохранилась в памяти, но о чем именно мы с ним говорили — я не помнил. Память была чистой, как утренний песок, до блеска вылизанный волнами. Брат мне не снился давно, уже лет пять.

Проснулся я, как ни странно, довольно рано и без обычного в таких случаях чувства усталости. За стеклом гремело, там волны дробили косу, подгоняемые свистящим ветром, они шли от самого горизонта, черные высокие плавники, более грозные, чем любой шнырек. Картина была великолепная, но я не стал задерживаться — наскоро умылся, выкурил утреннюю сигарету и спустился на кухню.

Там уже хозяйничал Котенок, я услышал звон посуды еще на лестнице.

— Доброе утро, — сказал я весело, — Что у нас на завтрак?

Он уже не дернулся при звуке моего голоса, но я видел, как напряглись, одревенели, его шея и плечи. Он резал мясо, не настоящее, конечно, стандартную порцию суб-продукта из упаковки. Нож в его руках ходил медленно, отделяя тонкие аккуратные ломти.

— Доброе, — сказал он, оглянувшись на меня.

— Кажется, ничего особенного у нас не будет? — осведомился я, наливая в кружку горячее и густое, как лава, кофе.

— Нет.

Он закончил резать мясо, также аккуратно сложил его на тарелку, взялся за хлеб. Я давно заметил, что на завтрак он никогда не готовил много, предпочитая наспех проглотить небольшой кусок. Может, дело в том, что утром больше шанс наткнуться на меня?..

— Как тебе погода? — я ткнул горячей кружкой в окно. Там, за мокрым серым стеклом бушевало море. Отсюда, со второго яруса, оно казалось больше и свирепее. Я сперва думал, что Котенок испугается такого проявления стихии, но он не подавал виду.

— Громко.

— Лаконично. Ты никогда не думал о будущем писателя? Тебе стоило бы писать поэмы или, скажем, романы…

— Ты злиться.

— В смысле? Что ты имеешь в виду?

— Ты злиться, — он спокойно взглянул на меня и продолжил нарезать хлеб, — Ты всегда говорить таким голосом, когда злиться.

Спокойно и печально. Черт, малыш…

— Ну что ты такое… — я подул на кофе, выигрывая время, — Разумеется, я не злюсь на тебя.

— Хорошо. Завтрак — вот.

Он взял с тарелки причитающуюся ему часть и уже готов был шмыгнуть в дверь. Раствориться в безжизненной тишине маяка, уйти из того измерения, где ходит пугающий и опасный ван-Ворт.

— Стой, — бросил я вслед. Я ожидал, что он не обратит на меня внимания, но Котенок замер у самого порога. Плечи под зеленым шелком напряглись еще больше, — Не хочешь подняться наверх?

— На-верх? — спросил он настороженно.

— На крышу. Там можно замечательно позавтракать. С видом на море. Оттуда замечательный вид. Волны видно издалека… Очень красиво.

— Я не люблю волны.

— Тогда мы сможем просто посмотреть на них вместе за завтраком. Что думаешь?

Он не хотел этого, я видел, как затвердели его губы.

— Пошли, пошли, — я подхватил тарелку с хлебом и мясом, — Я захвачу термос.

Точно загипнотизированный, Котенок пошел за мной. Штаны он подкатал выше щиколоток, ботинки же напротив туго зашнуровал насколько это было возможно.

— Ты не имеешь ничего против того чтобы позавтракать в моей компании?

— Нет.

— Вот и отлично, — преувеличено бодро заметил я.

Мы поднялись наверх, я поставил еду и горячий термос на давно пришедший в негодность вычислительный блок, служивший мне кофейным столиком, а иногда — и рабочим верстаком. Котенок отошел к самому краю купола, заложив руки за спину, посмотрел с высоты на море. Оно точно отразилось на его лице — оно стало бледнее, резче.

— Шторм не сильный, баллов семь. Осенью здесь бывает повеселее. Проклятая весна… Погода здесь непредсказуемая, сколько лет живу — а так и не привык.