Иногда оно светится (СИ) - Страница 127

127

А иногда бывают ситуации, когда до смерти хочется именно яда, потому что в глотке уже приторно и мутит от вина.

Котенок… Не беззащитный ребенок, который увидел во мне что-то, к чему осмелился потянуться, невзирая на страх. Расчетливый диверсант, знающий, какую струну надо тронуть и в какой момент. Хищник. Они все-таки добрались до тебя, друг Линус, да?.. Тогда проглатывай скорее свою порцию яда. Сколько осталось? Полчаса?

Не мало. Ты успеешь еще выпить немного вина, выкурить две или три сигареты. У тебя даже будет время сходить за патронами и спуститься на второй ярус чтобы занять удобную позицию. Они врядли будут с тобой драться, они, как и ты, слишком хорошо знают, кто такие герханцы. Уничтожат при посадке, мимоходом. Все равно приятней будет провести последние минуты у окна, глядя в небо, чем сидеть здесь. Стрелять в себя не буду — к черту. Это была бы жалкая и пошлая смерть.

Жаль, что все закончилось так, но сожаление это не острое, а давящее, щемящее, оно пахнет осенними листьями и стылой водой.

Котенок все плакал, уткнувшись лицом в пол, поджав ноги к животу. Точно пытался свернуться клубком. Я безразлично смотрел на него и думал, когда же это все наконец закончится.

Терминал тревожно загудел, издал резкий неприятный звук. На экране пестрыми мотыльками заметались сообщения, так быстро сменяющие друг друга, что едва можно было прочитать текст, вспухли уродливыми багровыми рубцами извилистые линии на графиках.

— Спутника больше нет, — сказал я, не думая о том, кому адресованы эти слова, — Теперь этот сектор Космоса защищает только один маяк с одним герханцем на борту.

— Они спустятся, — прошептал Котенок, — Теперь они не боятся. И убьют нас обоих.

— Сколько там человек?

— Много. Не знаю.

— Утешайся тем, что ты умрешь героем. Черт, может быть я и сам умру героем. Империи никогда не нужна была шумиха с герханцами, скорее всего по новостным каналам пройдет сообщение, что граф ван-Ворт пал смертью храбрых в битве с варварами, до последнего защищая оплот Империи на безжизненной планете.

— Я попрошу… — Котенок вскочил на колени, глаза опять загорелись, но это был мертвый черный огонь, -

Я приговорен, но они могут не убивать тебя. Ты офицер и граф, ты сможешь быть военнопленным, ты…

Я посмотрел на него, но этот взгляд оказался действенне плевка в лицо. Котенок сжался и снова застонал.

— Линус, пожалуйста.

— Убирайся, — ровно и очень спокойно сказал я, приподнимая ружье, — Ты безразличен мне, но я не хочу последние минуты жизни видеть тебя. Ты всего лишь космический мусор, который оказался на моем пути и это было чертовски неудачное для меня время. Я не буду тратить на тебя пулю, просто убирайся. Можешь утопиться, ты знаешь, где здесь можно это сделать, можешь бежать к своим, можешь прятаться. Мне все равно. Тебя больше нет… во мне, — я ткнул пальцем в сердце и на секунду мне самому показалось, что в сердце вонзилась зазубреная ледяная заноза, словно вместо пальца у меня появился длинный стальной стилет.

Котенок встал. Не так, как всегда, невесомо, он двигался как еле работающий механизм, пошатываясь. И глаза его уже ничем не напоминали изумруды.

— Я уйду, — сказал он, — Да.

В небе над нами заревело, я машинально задрал голову и сквозь стекло купола увидел, как в глубокой синей чаше расплывается крошечное чернильное пятно, внутри которого светится неровным золотистым светом все увеличивающаяся в размерах точка.

— Вот и все, — сказал я, поднимаясь, — Время доиграть коду.

Корабль приближался очень быстро, не прошло и минуты, как я увидел тусклый сполох взрыкнувшего в атмосфере реверса, после чего траектория стала пологой. Корабль кайхиттенов заходил на посадку и я знал, где он сядет. Жаль, многого не успел… Можно было бы собрать всю взрывчатку и рвануть ее. Для десантного крейсера, конечно, не чувствительнее, чем укус комара, но зато в их руки не попадет имперская аппаратура.

Корабль был огромный, глядя, как эта неуклюжая туша, казавшаяся на экране легкой и стремительной, медленно опускается и меняет курс, тяжело было поверить в то, какую скорость она способна развивать в безвоздушном пространстве. Мне уже не нужны были чужие глаза чтоб рассмотреть выпуклости бортовых батарей, шипы антенн, огромные сигары двигателей, такие большие, что смотрелись гигантскими колоннами, извергающими столбы гудящего оранжево-синего огня. Эта огромная стальная туша, житель холодного вакуума, сейчас пришла по мою душу.

«Опустились вместе с крейсером, — подумал я, — И не жалко же им топлива… Значит, хотят погрузить аппаратуру и вообще все, что найдут здесь. Что ж, мое дело — обеспечить им теплый прием. Три пули — три человека… Они мои. Но и без ружья граф ван-Ворт еще способен показать, как встречают незванных гостей на его родной планете».

В воздухе раздался тяжелый гул, по барабанным перепонкам ударила невидимая волна, от неожиданности я пошатнулся. Рядом с нами пронеслось что-то очень большое, но невидимое и я не сразу сообразил, что это.

Первый залп накрыл цель идеально точно. Я услышал оглушающий, воющий визг раздираемого металла, а «Мурена», стоявшая на приколе у пирса, вдруг осела ниже ватерлинии, потом ее подбросило вверх, как будто какая-то титаническая сила собралась выкинуть ее на сушу, и я увидел, что вместо правого борта у нее — зияющая рваная дыра. Внутри можно было рассмотреть жилы обрезанных труб, смятый и сорванный со своего места двигатель, вывернутые наизнанку механические внутренности, жалкие и уже бесполезные. Где-то внутри пробивался пар, потом там приглушенно ухнуло и двигатель окутался неярким оранжевым пламенем. «Мурена» не была воином, она не ожидала этого. Секунд десять она стояла, неуверенно накренившись, чадила черным дымом и у пустых глаз-иллюминаторов было удивленное выражение. Она утонула очень быстро — крен резко усилился, она черпнула воды и почти тут же завалилась на бок и стала погружаться. Ее смерть была быстрой. Не больше половины минуты — и море снова стало гладким, не считая того места, где его поверхность все еще волновалась и шла непривычно большими кругами.

127